Николай Гумилев в воспоминаниях современников - Страница 16


К оглавлению

16

Играл он свирели.

И вдруг за ветвями

Послышался голос, как будто не птичий,

Он видит птицу, как пламя,

С головкой милой, девичьей.

Прерывно пенье,

Так плачет во сне младенец,

В черных глазах томленье,

Как у восточных пленниц.

Пастух дивится

И смотрит зорко:

Такая красивая птица,

А смотрит горько.

Ее ответу

Он внемлет, смущенный:

- Мне подобных нету

На земле зеленой,

- Хоть мальчик-птица,

Исполненный дивных желаний,

И должен родиться

В Броселиане.

- Но злая

Судьба нам не даст наслажденья,

Подумай пастух, должна я

Умереть до его рожденья.

- И вот мне не любы

Ни солнце, ни месяц высокий,

Никому не нужны мои губы

И бледные щеки.

- Но всего мне жальче,

Хоть и всего дороже,

Что Птица-мальчик

Будет печальным тоже.

- Он станет порхать по лугу,

Садиться на вязы эти

И звать подругу,

Которой уж нет на свете.

Пастух, ты, наверно, грубый.

Ну, что ж я терпеть умею,

Подойди, поцелуй мои губы

И хрупкую шею.

- Ты сам захочешь жениться,

У тебя будут дети,

И память о Деве-птице

Долетит до поздних столетий.

Пастух вдыхает запах

Кожи, солнцем нагретой,

Слышит, на птичьих лапах

Звенят золотые браслеты.

Вот уж он в исступленьи,

Что делает, сам не знает,

Загорелые его колени

Красные перья попирают.

Только раз застонала птица,

Раз один застонала,

И в груди ее сердце биться

Вдруг перестало.

Она не воскреснет,

Глаза помутнели,

И грустные песни

Над нею играет пастух на свирели.

С вечерней прохладой

Встают седые туманы,

И гонит он стадо

Из Броселианы.

Стихотворение это неожиданно сложно... К кому оно обращено? Кто эта птица "как пламя", плачущая в ветвях и отдающаяся заметившему ее случайно пастуху? Почему именно к нему обратилась птица, чтобы умереть от его поцелуя? И о какой "птице-мальчике" печалится она, предсказывая свою смерть "до его рождения"? Почему наконец ей, птице "с головкой милой, девичьей", всего жальче, хоть и всего дороже, что он, птица-мальчик, "будет печальным тоже"?

Очень сложно построена эта запутанная криптограмма в романтично-метерлинковском стиле... Но в конце концов дешифровка вероятна, если хорошо знать Гумилева и сердцем почувствовать его как лирика-романтика, всю жизнь влюбленного в свою Музу и ждавшего чуда - всеразрешающей женской любви. Дева-птица и есть таинственная его вдохновительница, его духовная мать, и одновременно - та девушка, к которой он рвется душой. "Пастух" и "птица-мальчик" - сам он, не узнающий своей музы, потому что встретил ее, еще "не родившись" как вещий поэт, а только беспечно поющий "песню своих веселий". В долах Броселианы лишь безотчетно подпадает он под ее чары и "что делает, сам не знает", убивая ее поцелуем. Но убитая им птица позовет его из другого, преображенного мира, и тогда станет он "звать подругу, которой уж нет на свете".

Напомню еще раз одно из самых молодых его стихотворений - "Балладу" (сборник "Романтические цветы"). Оно помещено первым после вводного сонета с заключительными строками:

Пусть смерть приходит, я зову любую!

Я с нею буду биться до конца.

И, может быть, рукою мертвеца

Я лилию добуду голубую...

Гумилеву было всего лет двадцать, когда он сочинил эту "Балладу", похожую романтическим подъемом на его предсмертную "Деву-птицу". Да и вся "декорация" стихотворения разве не из той же сказки?

Пять коней подарил мне мой друг Люцифер

И одно золотое с рубином кольцо,

Чтобы мог я спускаться в глубины пещер

И увидел небес молодое лицо.

Там на высях сознанья - безумье и снег,

Но коней я ударил свистящим бичом,

И на выси сознанья направил их бег

И увидел там деву с печальным лицом.

И, смеясь надо мной, презирая меня,

Люцифер распахнул мне вороха во тьму,

Люцифер подарил мне шестого коня 

И Отчаянье было названье ему.

Не буду перечислять других стихотворений, где упорно повторяется тот же образ, тот же символ из "святая святых" встревоженной души поэта, те же зовы к любви недостижимой, те же предчувствия безвременной смерти, та же печаль, переходящая в Отчаянье (это слово он пишет с прописной буквы), печаль броселиандского "грубого пастуха", убившего своим поцелуем Деву-птицу, за что "злая судьба" не даст ему наслажденья, а "шестой конь", подаренный ему Люцифером, унесет во тьму, в смерть...

Через все его книги проходит мысль о смерти, о "страшной" смерти. Это навязчивый его призрак. Недаром первое же, вступительное стихотворение "Жемчугов", сравнивая свою поэзию с волшебной скрипкой, он кончает строками:

На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ

И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача.

Продолжим перелистывание "Жемчугов"... В "Поединке" выделяются такие строфы:

Я пал... и молнии победной

Сверкнул и в тело впился нож...

Тебе восторг - мой стон последний,

Моя прерывистая дрожь.

И над равниной дымно-белой,

Мерцая шлемом золотым,

Найдешь мой труп окоченелый

И снова склонишься над ним.

Стихотворение "В пустыне" - начинается с той же гибели:

Давно вода в мехах иссякла,

Но, как собака, я умру...

Мечтая о прошлых столетиях, видит он какого-то старого "товарища", "древнего ловчего", утонувшего когда-то, и кончает стихотворение обращением к нему:

Скоро увижусь с тобою, как прежде,

В полях неведомой страны.

Эту страну, в другом стихотворении ("В пути") он окрестит "областию уныния и слез" и "оголенным утесом". Тут же стихотворение, посвященное "светлой памяти И. Ф. Анненского", "Семирамида", он заключает признанием более, чем безотрадным:

16