Насколько эти поздние стихи лучше тех, что сочинял Гумилев "дальних странствий", и добавлю - Гумилев трагедий "Гондла" и "Отравленная туника"!
Ранняя смерть Николая Степановича - большая потеря для русской поэзии.
За все печали, радости и бредни,
Как подобает мужу, заплачу
Непоправимой гибелью последней,
говорит Гумилев в одном из предсмертных своих .стихотворений "Память". Причины этой гибели до сих пор не вполне еще выяснены. За что был он убит 25 августа 1921 года, после трехнедельного ареста, вместе с другими участниками так называемого "Таганцевского заговора" (между ними - Таганцев, сын директора гимназии, князь Ухтомский, сопровождавший когда-то Николая II в Японию, и ряд других монархически настроенных "заговорщиков")? Многие в то время мечтали в Петербурге о восстановлении Романовской монархии, не одна возникала контрреволюционная организация, и конечно, в каждую просачивались провокаторы. Никто не догадывался, что Гумилев состоит в тайном обществе, замышлявшем переворот, хотя Николай Степанович, бывавший всюду, где мог найти слушателей (даже в самых "советских" кругах), не скрывал своих убеждений. Он самоуверенно воображал, что прямота, даже безбоязненная дерзость - лучшая защита от большевистской подозрительности. К тому же, он был доверчив, не видел в каждом встречном соглядатая. Вероятно, к нему подослан был советский агент, притворившийся другом, и Гумилев говорил "другу" то, что было говорить смертельно опасно. Веря в свою "звезду", он был неосторожен...
В начале июля 1921 года в Крым отправился поезд красного адмирала Немица, бывшего царского адмирала, человека образованного и обаятельного. Поезд был набит военными, Гумилев выхлопотал себе право проехать на нем до Севастополя и обратно. В Севастополе допечатывалась последняя его книга стихов "Огненный Столп". Деньги на это издание он нашел, по-видимому, у кого-то из крымских моряков.
В поезде Немица атмосфера, вероятно, была ему дружелюбная, полуграмотные "красные" слушали внимательно и сочувственно его "африканские" стихи. Он играл с ними в карты, шутил, много пил... Через неделю, как ни в чем не бывало, вернулся в Петербург, продолжал свою деятельность лектора, наставителя поэтов... Ночью на 3-е августа люди в кожаных куртках куда-то повели его, позволив ему из книг взять с собой Библию и Одиссею. Никто его не видел больше. В конце месяца, в "Петроградской Правде" был напечатал список расстрелянных "таганцевцев", с указанием "кто и за что". О Гумилеве сказано было, что он поэт, член правления горьковской "Мировой литературы", беспартийный и бывший военный, участвовал в составлении прокламаций, обещал присоединить к таганцевской организации группу интеллигентов в случае восстания, получал деньги на технические надобности организации.
Вот как заключает свой рассказ о смерти Гумилева и Блока Владислав Ходасевич, бывший тогда в деревне: "В начале сентября мы узнали, что Гумилев убит. Письма из Петербурга шли мрачные, с полунамеками, с умолчаниями. Когда вернулся я в город, там еще не опомнились после этих смертей. В начале 1922 г., когда театр, о котором перед арестом много хлопотал Гумилев, поставил его пьесу "Гондла", на генеральной репетиции, а потом и на первом представлении, публика стала вызывать: - Автора! Пьесу велели снять с репертуара".
ВЛАДИМИР ПЯСТ
ВСТРЕЧИ
...Первая моя "вылазка" состоялась на квартире у Вячеслава Иванова, незадолго перед тем похоронившего свою жену, чей большой портрет в траурной рамке висел в одной из комнат "башни", - на собрании "Про-Академии". Так назывался нами впоследствии тот весенний курс лекций по стихосложению, который прочел Вячеслав Иванов у себя на квартире, - и который послужил началом вынесенной на большой простор с осени "Академии Художественного Слова".
Незадолго до того времени 1 приехал из-за границы выпустивший там несколько сборников своих стихов, царскосел по рождению и первоначальному образованию, поэт Н. С. Гумилев. Приехав, он сделал визиты тем из петербургских поэтов, которых считал более близкими себе по творческим устремлениям. В числе их был и П. П. Потемкин, 2 тогда уже собиравшийся издавать сборник своих стихов и дебютировавший в отдельном издании стихотворным переводом "Танца Мертвых" 3 Франка Ведекинда. Потемкин прожил в детстве некоторое время в Риге и считал себя связанным с немецким языком и культурой; не бросая шахмат, он бросил к этому времени естественные науки и в университете стал числиться на том же романо-германском отделении, которое выбрал для себя в конце концов и я, на котором были и впервые в ту весну появившийся на горизонте О. Мандельштам и Н. С. Гумилев. Все, кроме Потемкина-германиста, были романистами. Зловещее предсказание A. A. Блока об участи Потемкина не сбылось: актером он не стал; но в "Сатирикон" поступил, и довольно-таки обидел Блока не вполне приличною, действительно, подписью под достаточно злою карикатурою художника Ремизова (Ре-Ми):
Пускай глаза метелью вспучены,
И "Незнакомка" - детский писк,
Все ж в небо ко всему приученный
Бессмысленный кривится диск.
Более бранчливо, чем остроумно!
В это же время на литературном горизонте впервые появился и Алексей Н.Толстой, старательно скупавший первую свою книгу стихов в книжных магазинах, где она почему-то была выставлена на видном месте витрин, и предавал ее всесожжению. Вот эти три молодых поэта осознали себя недостаточно владеющими своим ремеслом, - и решили обратиться за наукою к старшим. Похвальный пример, достойный всяческого подражания! Они посетили следующих трех "мэтров": Вячеслава Иванова, Максимилиана Волошина (еще далеко не признанного в ту пору!) и пожилого, но стоявшего вдалеке от широких литературных путей - И.Ф. Анненского. К тому времени, кажется, была выпущена им только одна книга стихов - да и то под псевдонимом Ник Т-о, который можно было расшифровать как, хотя бы, "Николай Терещенко". А между тем, это был последний год довольно долгой жизни почтенного поэта, "под знаком" которого действовало все восходившее в те годы поэтическое творчество: акмеисты и первые футуристы. Признаться, я лично ни разу об И. Ф. Анненском до этой весны и не слыхал. Всех трех поэтов "молодые" попросили прочесть по циклу лекций на тему о поэзии; лекции последних двух почему-то не состоялись, зато Вяч. Иванов оказался, как говорят теперь, "выполнившим на 100% свое задание".